История моей жизни
Сергей, 1966 г.р., образование высшее инженерное, женат.
В первый раз я пробовал освоить программу “Двенадцати Шагов” пять лет назад. Тогда, начав работать по программе, я три года не пил. Но потом опять сорвался, и мне пришлось снова начинать эту работу, уже более глубоко и серьезно. Так я пришел в программу “Старый Свет”.
Родился я в неполной семье, отца не было, он рано ушел от нас. Воспитывала меня мама, и с детства я был под ее опекой. Мне всегда говорилось, что я - смысл маминой жизни, что она живет только для меня, что у нее самой в жизни ничего не получилось, а мне она все даст. Ну и действительно, все было для меня. Мама “строила” меня по своим понятиям. Мне нужно было дать хорошее образование - и с детства меня постоянно водили в какие-то кружки, театры, музеи, на выставки, учили английскому языку, отдали в музыкальную школу. Сейчас я понимаю, что мне всегда было это очень тяжело, мне совсем не хотелось куда-то ездить, а хотелось гонять в футбол, жить, как все дети. Но я боялся обидеть свою маму и не мог сказать, чего я хочу, а что нет. Иногда я взбрыкивал, что-то бурчал, но потом опять чувствовал себя виноватым, чувствовал, что не прав. Ведь мама все для меня делает, а я отказываюсь. В принципе, своей маме я верил: она права, она знает лучше, что мне делать. Мама все время говорила, что надо быть честным, помогать людям - и я верил ей. Но я помню эпизод, который врезался в память на всю жизнь. Это было настоящее крушение идеалов, потому что я увидел, что мама может обманывать. Мы ехали на электричке, и она взяла билет не до конца, чтобы меньше за него платить. Когда вошли контролеры, она схватила меня за руку, побежала к выходу, и стала кричать, что мы проехали свою остановку. Я-то прекрасно знал, что мы не проехали, что нам нужно было до конца. Я смотрел на маму и думал - ну как же так, ведь это неправда. Похожие моменты возникали и позже. Идеалы продолжались рушиться. И я чувство-вал себя растерянным.
Мужчин в доме не было, мы жили с мамой и бабушкой, и атмосфера была женская - мягкая, нежная, впечатлительная. А мужчин я очень боялся: они такие волосатые, сильные. И до сих пор у меня остался страх перед сильными людьми, перед силой. Хотя отца мне всегда хотелось иметь - я видел, что у моих друзей есть папы, которые с ними занимаются, куда-то ходят. Видел, что и на жизнь эти детишки смотрят немного по-другому. И было обидно, что у меня нет папы, я чувствовал в этом какую-то свою неполноценность.
Я взрослел, но понятий о мужчине и женщине, об отношениях полов не было никаких. Помню, уже в 6 классе школы я с пеной у рта доказывал ребятам, что детей не в капусте находят, а разрезают живот и достают оттуда. Так мне говорила мама. Все смеялись, а я до слез стоял на своем: нет, живот разрезают и все тут. И еще один случай запомнился, когда отец еще жил в семье. Они с мамой спали в другой комнате, я подбежал к ним, дернул одеяло, а они лежат, в чем мать родила. Я тогда испытал дикий страх и настоящий.
Когда в дом приходили мамины подруги, меня всегда всем показывали. Мама доставала мои тетради, мои дневники, заставляла меня играть менуэты. А ее подруги сидели и восхищались - ой, какой мальчик! Мне это иногда нравилось, иногда нет, но вообще я привык, что меня хвалят. И привык, что я должен всем нравиться, чтобы маме было хорошо. Но так было дома, в семье.
А когда я выходил на улицу, там порядки были совсем другие. Грубость, непристойные анекдоты, матерные слова. Я когда все это слышал, просто заливался краской - стоял и не знал как реагировать. В дворовой компании в основном все были старше меня. Я там чувствовал себя потерянным. Ведь я привык жить в своем домашнем мире: любил читать книги, играть. А на улице мне очень сложно было со всеми общаться. Хотя втайне я им очень завидовал. Мне очень хотелось быть таким же, как они: ругаться матом, быть способным нахамить, нагрубить. Но дома мне прочно внушили, что этого нельзя делать. И как мне ни хотелось оторваться от этой правильности, я всегда себя сдерживал.
Так продолжалось лет до тринадцати. Я постоянно был с мамой, везде с мамой. Она даже в ванной меня до тринадцати лет мыла. Потом наступил какой-то момент, когда мне вдруг стало стыдно, что я хожу все время с мамой, и я захотел отлепиться от нее. Я решительно заявил, что все бросаю - школу, музыкальную школу - и иду учиться в техникум. Наконец-то я свободен! Я начал курить и выпивать. Маме я сказал, что она мне больше не указ, теперь я буду самостоятельным. Но самостоятельность давалась мне очень тяжело. Никогда раньше мне не приходилось за что-то отвечать, проявлять эту самостоятельность в деле, я всегда был при маме и я во всем оглядывался на нее.
В компании старших ребят мне впервые случилось попробовать алкоголь. Они купили вина, стали выпивать - и я попробовал. И вот - мне всегда было так плохо, а тут вдруг стало очень хорошо. Я почувствовал - вот это настоящая жизнь. У меня как будто выросли крылья. Я мог общаться, я с кем-то разговаривал, я смеялся, я был полностью раскрепощен. Вино еще оставалось, другие ребята больше пить не хотели, а я не мог понять, как это можно от такого отказываться. Я допил все. И летал, летал, летал... Я забрался на крышу, чуть не упал с нее. Потом мне, конечно, было плохо. Ребята доставили меня домой.
Но с того раза я на алкоголе как бы зациклился. Чуть какие-то трудности в жизни, я скорее выпивал стакан вина или пива - и мне хорошо! Я уже мог разговаривать, мог себя нормально внутренне чувствовать.
И вот так все продолжалось, и могло бы продолжаться долго, но алкоголь уже требовал каких-то денег. А денег у меня не было. Ну и где их брать? - у мамы. И я потихоньку стал воровать. Сначала, когда это обнаруживалось, я пытался отнекиваться. Потом, когда дома все выяснили, деньги от меня стали прятать. Тогда я начал продавать вещи, и продолжал делать это, пока не продал все, что можно было. Последний раз я продал ковер, который давно лежал на полу в комнате. Тогда мне было лет 25, но я уже полностью зависел от алкоголя. Сначала мне было хорошо, когда я выпивал, и хотелось чтобы становилось также хорошо снова и снова. Но потом я пил уже только потому, что не мог не пить. Трезвым я чувствовал огромную пустоту в душе. К тому времени я стал понимать, что со мной что-то ненормально. Я видел, что на алкоголь я реагирую не так, как другие люди. И я у всех спрашивал, почему они останавливаются, не пьют много. Мне отвечали: “Нам хватает, мы больше не хотим”. Но мне это было непонятно, оставалось для меня загадкой. Я понимал только то, что я в этом не такой, как другие. И это вызывало страх. Пугала и внутренняя пустота. Я напивался все чаще и сильнее. Меня почти ничего больше не интересовало, даже собственные желания, в которых я никак не мог разобраться.
Все стало трудным - и жизнь, и работа. Мне было плохо - и я стал обвинять в этом себя, думать, что я какой-то дефектный. Ведь я совершал поступки, которые просто в голове не укладывались. Я начинал ненавидеть себя, считать себя моральным идиотом. Но это было очень больно, поэтому я часто уходил в другую крайность - я обвинял во всем окружающих. Мир злой. И люди меня не понимают. А я - непризнанный гений. Я ложился на кровати, запасался водкой и успокаивал себя тем, что у всех непризнанных жизнь тяжелая.
Но с людьми в открытую я никогда не разговаривал, никогда не говорил, что мне плохо, что у меня серьезные проблемы. Нет, внешне я делал вид, что у меня все замечательно. Это была маска. А под ней все очень плохо: полная потеря смысла и цели жизни, безнадежность, отчаяние. Я пытался искать какие-то ответы в книгах, но не находил. Мне становилось хуже и хуже: я все больше замыкался в себе и все сильнее пил.
Светлым моментом была встреча с будущей женой. Она мне понравилась, и ей я был небезразличен. И это единственный, как мне показалось, человек, кого я знал, который хорошо ко мне отнесся. Конечно, я за нее уцепился. Боясь потерять ее, я пытался как-то перестроить свою жизнь. Я кодировался, бросал пить, устраивался на какие-то работы - порой и неплохие. Но потом опять запивал, и терял все. Пил я запоями, пьяным бывал буйным - только со слабыми, а с сильными, какой бы пьяный не был, боялся, что побьют, посадят в камеру. За это я себя ненавидел, но это было. Вообще, для меня все люди были средством, особенно слабые: я их мог унижать, и за счет этого мне становилось хоть немного легче. Но пьянка все равно продолжалась, у меня все рушилось, что бы я ни начинал. Снова пытался лечиться, перепробовал все методы лечения, но бесполезно. И я сделал вывод - раз я не могу не пить, значит, буду пить. Хотя прекрасно понимал, что долго-то я не протяну. Выхода я не видел. Я боялся, что или умру пьяный, или меня убьют где-нибудь в какой-нибудь пьяной компании. От друзей своих я отошел - пил со случайными людьми у магазинов, в каких-то бомжатниках, где все обычно напьются, потом передерутся. Я проклинал себя: как же так, я - с музыкальной шко-лой и высшим образованием, сижу и пью с бомжами. Я их ненавидел, для меня они были мразь и пакость. Да и всех остальных людей я тоже ненавидел. Но сказать об этом я никому не мог, было страшно. Единственные, кто мне казался таким же, как я - это отец и моя тетя, сестра отца. Тетя часто говорила: “Тьфу на всех этих людей!”. Кому-то на улице она могла приказать: “А ну, пошел вон!”. Я мечтал быть таким же, как она, но страх не давал. Скоро отец погиб, и тетя тоже погибла.
А я продолжал пить. В очередной раз разошелся с женой. В последний запой очнулся в больнице Кащенко, милиция меня туда доставила. До сих пор не знаю, из-за чего, что я такого творил. Вышел из больницы - опять пить начал. Было время, друзья меня не узнавали: я ходил по улицам в мамином пальто, мне было все равно, что надеть, полное безразличие. На улице ко мне даже подходили иногда женщины, жалели.
Тут мама узнает, что есть какая-то программа “Двенадцати Шагов”. Нашла адрес, пришли мы с ней на группу. Открываю я эти “Двенадцать Шагов”, а там написано: “Мы признали свое бессилие перед алкоголем”. И я сразу понял, что это про меня. Такая радость была, ведь я принял мое бессилие перед алкоголем уже давно. А тут как раз программа об этом говорит. Первый раз в жизни я стал рассказывать людям о своих настоящих чувствах и мыслях, и люди меня приняли. Когда я делал свой Первый Шаг в программе, я написал про себя много всяких секретов и тайн, того, что всегда скрывал. Очень сомневался, можно ли это все рассказывать на группе. Все-таки рассказал, а потом сижу и смотрю на всех, жду, что меня сейчас выгонят с группы, скажут, что такого подонка не потерпят в наших рядах. И вдруг - это было как чудо - все по очереди стали говорить спасибо. Я тогда понял, что быть честным не так уж и страшно, что можно как-то открываться людям. И еще понял, что люди не все сволочи, есть среди них и достойные. Правда, тогда для меня их круг ограничивался теми, кто был в лечебном центре.
Той же ночью произошла моя Встреча с Богом, после которой я понял, что Бог есть. До того представления о Нем у меня были такие, что Бог для слабых, для старушек, для тех, кто действительно не может в этой жизни найти себя. Бог для них - это подпорка и уход от реальности. Но себя я, несмотря ни на что, считал человеком сильным, смиряться не хотелось. И вот такой момент, когда чувствую, что я в комнате не один. Ощутил присутствие Духа Святого. И сразу мысль - есть Бог. И потом я уже просто не мог в этом сомневаться. Месяц или два потом у меня была настоящая радость. Я просто ходил и радовался, что я есть, что живу, что солнышко светит. Тогда я мог об этом рассказывать часами, только бы кто слушал.
Я продолжал работать по программе, ходил на группы, даже организовал новую группу поблизости от дома. Устроился на работу. Но все это было какое-то сырое, нестабильное. Я привык уходить от реальности, от боли. А тут жизнь предъявляет свои требования, мне снова больно - и я обиделся на Бога. Но еще раньше, когда я только понял, что Бог есть, я уже решил, что раз такой момент встречи с Богом у меня был, а у других не было, то значит, я лучше других. Ведь Бог меня любит больше, чем других. А потом я сделал вывод, что вообще-то богов много, но мой - самый лучший. И конечно же, Он мне поможет. Я понял, что болен, но теперь-то я, как мне казалось, знаю все про эту болезнь. А значит, могу, при поддержке моего Бога, который меня больше всех любит, жить нормально, как все люди. Но вот, когда начал выздоравливать, случалось, понимаю, что делаю что-то неправильно, не по-Божески. Но признаваться в этом не хочется, и Бог теперь, получается, мешает мне жить. То есть, мешает делать, что я хочу. И я обиделся на Него. А потом, постепенно, вообще стал себя уговаривать, что Бог - это выдумки. Но, все-таки, я понимал, что это отговорки. И очень тяжело было знать, что Бог есть, а я его предаю - знаю, что делаю неправильно, а все равно делаю.
В конце концов, все это, вместе с иллюзиями, что у меня все хорошо, после почти трех лет трезвости привело меня к новому срыву. Я снова запил. Первую рюмку выпил, устав отказываться, хотя знал, что эта рюмка может привести меня к смерти. Я думал, ладно, выпью сегодня, ведь три года не пил. Этот новый запой, с перерывами продолжался полгода. Я опять ушел с работы. Снова, в очередной раз, расстались с женой. Чуть не убил в беспамятстве свою тещу, только чудо спасло, что она осталась жива-здорова. Опять очутился в больнице. Вернулся жить к маме. Стал ходить в АА, но все равно пил.
Но жить все равно хотелось. И тогда я решил пойти в программу “Старый Свет”. Конечно, с одной целью - не пить. Я думал, что мне бы только не пить, а уж там я построю свою жизнь, как хочу. И только потом, работая в программе, стал постепенно понимать, что мои проблемы не только в этом.
В понимании этом было два ключевых момента. Во-первых, мне удалось принять свою несостоятельность. Это было так: в книге “Страсть к спиртному” я читал про алкоголика, который встает утром с похмелья и начинает ругать жену, чтобы оправдать себя. Я сижу, читаю и думаю: ну какой же этот человек урод, надо же таким придурком быть. Но потом до меня доходит, что это все про меня, ведь я точно такой же, и делал то же самое. Я принял это, и мне не стало хуже - наоборот, я почувствовал огромное облегчение и понял, что Первый Шаг я сделал по-настоящему. Это принесло радость - ведь больше не нужно было из себя что-то строить.
И еще момент. Мне было очень сложно делать Третий Шаг. Что такое доверие, я просто не знал. Страшно было вверить свою жизнь и волю Богу, и я был готов на это только по необходимости, не имея другого выхода, а не потому, что я чувствовал любовь Бога ко мне или видел в Нем смысл. Нет, этого у меня не было. Я просто понимал, что так надо делать - все делают, и мне надо. К тому времени я уже перестал ерепениться и сопротивляться. Но довериться - никак не получалось. Я не знал, как это бывает, когда есть доверие. И во всей жизни не мог вспомнить ни одного момента, когда я доверял кому-нибудь. Единственное, что удалось вспомнить - как я прыгал на батуте. Вспомнил то чувство, которое было, когда подпрыгивал, а потом падал на батут - как бы доверяя ему, поверив, что я не расшибусь. Это чувство я теперь вспоминал, пытаясь довериться Богу. И это помогло. Я стал учиться доверять программе, консультантам. Когда это начало получаться - у меня впервые появилась радость от доверия людям. И это тоже открытие - ведь раньше у меня никогда такого не было. Оказалось, не так это и страшно.
Потом, сделав в программе Пятый Шаг, я почувствовал что Бог меня любит, что жить хорошо, и что все вообще имеет смысл только потому, что Бог есть. Я понял, что Бог - начало и конец всему, стержень всему, что если Бог принимает и любит меня таким, как я есть, то мне не надо притворяться, изображать из себя кого-то, мне тоже надо принять себя. И это стало настоящим фундаментом моей трезвости.