Новые истории
ИСТОРИИ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ
Д.
Так было не всегда. Я уже с двенадцати лет начал курить и выпивать, иногда пробовал и «травку». Но несмотря на употребление мне удалось довольно неплохо закончить школу, получить средне-специальное образование, отслужить в армии и поступить на госслужбу.
Однако вскоре моя болезнь-зависимость взяла свое, и я стал стремительно все терять. Я без внешних причин ушел со службы, болтался без работы, занимаясь чем попало, порой не брезгуя и воровством, чтобы поддерживать ставший уже привычным образ жизни и иметь возможность выпивать и употреблять наркотики. Через какое-то время я познакомился с героином и сразу же в него «влюбился». Последующие десять лет моей жизни целиком состояли из запоев и употребления наркотиков, что приводило к деградации и глубокому падению во всех сферах жизни. Я растерял всех друзей, уважение и доверие окружающих, профессиональные навыки, перестал понимать бОльшую часть из происходившего в моей жизни и в мире вокруг меня. Я много раз пытался убежать от болезни в отношения с женщинами или в монастыри, но все возвращалось на круги своя. У моих близких оставалось все меньше надежды не только на то, что я смогу изменить свою жизнь к лучшему, но и на то, что я вообще выживу.
Работал я лишь изредка и всегда совсем недолго. Чаще всего к первой зарплате я уже должен был основную ее часть тем, с кем работал. Мне не хотелось, раздав долги, остаться совсем без денег, и я увольнялся или иногда сбегал в запой, просто пропадая для всех.
Всякий раз, провалив очередную попытку социализироваться, я сбегал в монастырь. А вернувшись оттуда, брал у родителей «до первой зарплаты» деньги «на жизнь» и снова уходил в запой. После моих запоев родители пытались было забирать меня на дачу «отмокать», но в конце концов отчаялись. Они отселили меня в отдельную квартиру, не выдержав постоянной жизни под одной крышей со мной: разменяли свое жилье и время от времени приезжали навещать меня, всякий раз страшась увидеть вместо меня мой начавший разлагаться и смердеть труп.
Чего я только не пробовал, чтобы выйти из этого замкнутого круга: кодировался, «блокировался», «вшивался», «программировался», давал «обет трезвости» и бесконечные обещания близким. Ничего не помогало. Я принимал наркотики, чтобы продолжать пить, а пил, чтобы пережить период отсутствия наркотиков. Употреблять я был готов все, что попадалось под руку: лекарства, грибы, спиртное – лишь бы не смотреть на мир реально, в неизмененном сознании.
В очередной раз вернувшись из монастыря и снова уйдя в запой (даже не попытавшись выйти на предложенную мне хорошую работу), я «сдался» в наркологический диспансер, но, находясь там, умудрился плотно подсесть на синтетические наркотики. Меня выгнали из диспансера, когда обнаружили у меня гноящиеся «колодцы» на венах.
И где-то через месяц постоянного употребления я достиг своего дна. Это не было дном чисто социальным – я и до этого, бывало, жил в подвалах с бездомными, сидел в милицейском «обезьяннике», попадал в вытрезвитель и оказывался на чужбине на грани смерти. Но теперь это было полнейшее отчаяние. Я уже не верил своим собственным байкам, не верил, что есть выход, что я смогу как-то выкрутиться, я не верил, что кто-то сможет меня спасти, даже Сам Бог. В следующий приезд ко мне родителей я попросил их запереть меня дома и дать мне последний шанс – поискать для меня информацию о каком-то удаленном от цивилизации месте, где люди просто живут и трудятся. Я хотел попытаться тихо прожить хоть еще несколько лет своей никчемной жизни. Никаких мыслей о том, чтобы нагнать упущенное, что-то восстановить из разрушенного в жизни у меня не было, да и вообще я не мог серьезно о чем-то думать, от этого я отвык. В голове был сплошной «белый шум», я мог только как-то реагировать на происходящее, но не действовать осмысленно. Пока я жил взаперти, я выпил все, что смог найти в аптечке и в ящичке для бытовой химии. Отец уже несколько раз хотел вернуть мне ключи от квартиры, чтобы я мог выйти «из заточения», но я просил – не надо, пока не найдется подходящее место, куда меня можно было бы отправить.
И вот родители нашли для меня реабилитационный центр «Ерино» и предложили в него поехать. К тому времени я уже немного пришел в себя. Центр был вовсе не где-то на отшибе, а недалеко от города. И оказался он не просто трудовым поселением, а именно центром реабилитации, где и началось мое выздоровление.
Интенсивная программа этого центра длительного проживания не была связана с изоляцией, в ней участникам нужно было доказывать свою мотивацию к выздоровлению. И как только ко мне стала возвращаться способность мыслить, у меня появилось сильнейшее желание, чтобы наркоман во мне умер окончательно и бесповоротно. Я захотел изменить всю свою жизнь, изменить радикально, до основания. Поэтому я использовал каждую минуту пребывания в центре, чтобы узнать новое, открыть что-то в себе и для себя. Конечно, вместе со способностью размышлять вернулись и отрицание, и предубеждения, и гордыня, но все же прежних иллюзий собственного всесилия у меня уже не появлялось. Мне не было жаль времени, которое требовалось для реабилитации – напротив, было понимание, что если бы для моего изменения требовалось отдать десяток-другой лет жизни, это было бы нужно сделать, и это явилось бы тем единственно важным и полезным из всего, что я могу совершить. Потому что в употреблении наркотиков и алкоголя я сжег и уничтожил двадцать лет своей жизни, которая, впрочем, и до употребления не была полноценной, но жалкой, лживой, наигранной и тревожной.
Во время реабилитации я, кроме всего прочего, познакомился с Программой «12 Шагов» и анонимными движениями, в которых люди выздоравливают по этой Программе. Я увидел, что я вовсе не одинок в своей проблеме (а почти все двадцать лет своего употребления я был уверен, что у меня в жизни все уникально, не как у всех). Я понял, что есть много таких же, как я, людей. И они – в разном возрасте, разных обстоятельствах, на разных уровнях разрушенности – нашли выход, стали счастливыми, радостными и свободными. Это про них, про таких людей написано в книге «Анонимные Алкоголики», вышедшей в далеком 1939 году в далекой Америке. Но точно таких же выздоравливающих людей – родных, пусть не всегда приятных, но понятных, я стал встречать на группах поблизости от реабилитационного центра, где я жил.
Это был даром Свыше. Благодаря программе центра, самоотверженным специалистам, неравнодушным людям, помогавшим существовать этой благотворительной работе, я впервые смог позволить Богу изменить меня.
С тех пор я уже не был прежним, во мне появилось много такого, чего я даже и подозревать в себе не мог, а большинство людей, знавших меня раньше, думаю, сегодня и не поверили бы, что перед ними тот же самый человек.
Завершив реабилитацию, я еще год оставался в центре стажером, чтобы попробовать понять, чего я хочу и как мне реализовать себя в жизни. Уйдя из центра, я выбрал (в соответствии с рекомендацией для начинающих выздоравливать зависимых) работу, которая приносила бы лишь минимальный достаток, чтобы только хватало на жизнь, но позволяющую быть честным, открытым, проявлять заботу о других и служить людям.
Я стал работать в сфере благотворительности и волонтерства. Мне совсем не хотелось специализироваться в сфере помощи зависимым, но через какое-то время мне ради подработки пришлось устроиться на работу в наркологический диспансер «равным консультантом». Занимаясь этим, я понял: чтобы на самом деле помогать людям, надо учиться, приобретать новые знания и опыт. И я стал самообразовываться, искать дополнительные возможности для роста уже как консультант по зависимостям.
На четвертом году выздоровления у меня случился серьезный срыв – продолжительный запой, во время которого я чуть не умер. Я снова потерял, работу, деньги, жилье, доверие людей и отношения со своей невестой. Срыв был вызван лишь одной причиной – моим откатом в выздоровлении. Я перестал посещать собрания групп, перестал работать по Шагам, не служил в Содружестве выздоравливающих. У меня появилась иллюзия, что я уже могу самостоятельно контролировать свою жизнь, что мне уже не нужно прислушиваться к людям, а достаточно собственного здравомыслия. Выйти из срыва мне помогло то, что в этот раз меня никто не спасал, в том числе, и моя невеста, которая даже моим родителям отказалась говорить, где я, чтобы они не приехали меня спасать. Именно это и стало причиной, что я, еще раз дойдя до своего дна, в конце концов снова стал активно выздоравливать.
А через полтора года активного выздоровления, социализации, самостоятельной учебы, интенсивного взаимодействия со старшими коллегами, я позволил себе вернуться в сферу помощи зависимым и до сих пор тружусь на этом поприще, преодолевая с Божьей помощью трудности и не изменяя принципам моей программы выздоровления – честности, открытости, альтруизма и признания бессилия моего одинокого эго.
Мы с моей невестой поженились. Пока я был в запое, она пережила настоящий ад. Жена значит для меня очень много, она стала мне самым близким человеком, хотя я все еще не умею здраво строить отношения с ней, уделяю слишком мало внимания нашей семье, многого недодаю жене, а порой даже причиняю ей ущерб.
Мои отношения с родителями стали таким, какими не были никогда в жизни. Хотя и родителям я, к сожалению, уделяю крайне мало внимания и любви. Но я вижу: они счастливы, что я не просто выжил, но живу полноценной жизнью, что я кому-то еще и полезен. Недавно старшая сестра по секрету сказала мне, что теперь родители очень мною гордятся.
От всех этих плодов выздоровления сердце наполняется благодарностью Богу и людям, которые мне встречались. Благодарностью за то, что мне предоставили возможность реализовать мое стремление измениться, что наконец-то показали «правильные книжки», показали достойные примеры и открыли мне истинные ценности. Я благодарен Богу за то, что Он уберег меня, не дал попасть в лапы к насильникам и другим шарлатанам в сфере наркологии, которые могли просто изуродовать и доломать меня, как происходит сегодня с тысячами зависимых.
Напоследок хочу сказать немного о своем старшем брате. Он не был наркоманом и алкоголиком, он всегда был отличником, умницей, успешным человеком. Он был мне очень близок, был одним из тех, кто наряду с отцом и мамой любили меня всегда, в любом состоянии, любили безусловно. Люди, знавшие моего брата, видели в нем очень хорошего человека. Он и был таким: достиг больших успехов в жизни и работе, родил двух дочерей, приобрел множество настоящих друзей и их уважение. И вдруг, когда ему было столько же лет, сколько сейчас мне, он трагически погиб. Слава Богу, в последний год его жизни я успел, начав выздоравливать, восстановить с ним контакт. На его похоронах я был абсолютно трезв, у меня не возникло даже мысли употребить что-то, чтобы убежать от боли. И сегодня я стараюсь не забывать, что мой брат – прекрасный человек, принесший в этот мир много доброго и светлого, старавшийся жить полноценно и быть полезным – умер в расцвете сил. Тогда как я все свои силы, умения, таланты и время тративший на то, чтобы убивать себя, разрушать все и всех вокруг, – я выжил. Я стараюсь почаще вспоминать об этом и понимаю, что, значит, у Бога есть на меня планы, есть для меня работа, и мне необходимо быть полезным Ему и людям. Все, что я делаю, я должен соизмерять с этим фактом и никогда не ставить себе в заслугу то, что я жив и способен быть полезным. Это – милость Бога и заслуга людей, являющихся Его помощниками.
Спасибо!
М.
Для меня основной проблемой были наркотики: тяжелые, легкие. Ну, и алкоголь тоже. Когда не было наркотиков, то и алкоголь шел за милую душу. Все, что горит и льется, помогало мне унять душевные метания и заполнить пустоту.
Я начал употреблять рано, лет, наверное, с… десяти, может, с двенадцати, сейчас уже точно не помню. Жил я с матерью, они с отцом развелись, поэтому особого контроля надо мной не было.
Соответственно, занятие нашлось достаточно быстро – наркотики. Это были девяностые годы. И я очень быстро понял, что я получил то, чего мне не хватало в жизни. Мне казалось, что проблем у меня нет, а все эти вещества – они помогают мне жить.
Но дальше все пошло по стандартной схеме – стало стремительно развиваться. Я пытался найти выход. Были разные попытки вылезти: перепробовал я все, что можно было, вплоть до магов и психбольницы. А закончилось все тюрьмой (там я побывал дважды, до первой моей реабилитации и после нее). В конечном счете кривая во второй раз привела меня в реабилитационный центр. Первый раз я пробыл в центре полгода настоял на отъезде – в полной уверенности, что со мной уже все в порядке,. Пить я начал сразу на вокзале, как только провожавший меня руководитель центра уехал. И мои иллюзии очень быстро развеялись. Как я уже сказал, все закончилось тюрьмой.
Когда я снова приехал на реабилитацию, настрой у меня был гораздо серьезнее, потому что я несколько раз чуть не умер, было несколько передозировок. Меня раз пять, наверное, хоронили, думали: все, я уже не встану. Но в итоге получилось, что выжил. Помню, когда уезжал в реабилитационный центр, сидел в купе и думал, что все, не доеду, настолько было тяжело и душевно, и физически… Потерян был полностью. Но, в общем, Бог миловал.
До центра я добрался – причем, как я считаю, с правильным внутренним мотивом. Не внешним только, который можно декларировать маме, папе и друзьям: «Вот, поеду на реабилитацию!» Можно даже самому верить в этот мотив, как я в первый раз, поступая на реабилитацию. Я был уверен тогда: да, проблему надо вроде как решать, и вслух об этом говорил, и внешние действия совершал, в значительной степени верил в это сам. Но практика показала, что это была ошибка… Ошибочное было у меня представление о том, чего я на самом деле хочу. Хочу ли я перемен? Готов ли терпеть трудности? Реабилитация – это не курорт. Там сложно находиться долгое время с одними и теми же людьми. А что еще сложнее – менять свои взгляды и свои представления о мире. А совсем сложно – это следовать новым курсом, жить по-новому.
Во второй раз мой настрой на выздоровление был покрепче, но тем не менее, было несколько ситуаций, когда я уже паковал вещи и собирался уезжать из центра, говоря себе: «Да они ничего не понимают! Он вообще все неправильно говорит! Ну зачем это делать? Лучше я сам буду на группах работать и во всем разберусь! И вообще, у меня все нормально!» Но как-то получалось, что обстоятельства менялись, и я оставался.
Только потом, спустя какое-то время я начал понимать: длительная реабилитация нужна, чтобы все моменты внутренних колебаний, душевных метаний пережить в безопасной обстановке, которая помогает с ними справиться. Это очень важно. Будь я в моменты таких метаний за пределами центра, то со стопроцентной вероятностью сорвался бы.
Когда реабилитация подошла к концу, и я уходил из центра, родители мне в поддержке отказали. Я отцу позвонил, он говорит: «Ну, Макс – молодец! Но имей в виду, на меня не рассчитывай». Такой вот подарок сделал. На самом деле он очень правильно поступил, потому что тогда мне стало понятно: опираться надо на собственные силы. И за свою жизнь отвечаю только я. Ни на кого не выйдет переложить свою ответственность, ни на маму, ни на папу, как я привык. И директора центра невозможно обвинить, что он неправильно со мной работал – мол, именно поэтому у меня ничего не получается. В реальной жизни выходит так, что ошибки, которые я совершаю, по мне же и бьют. И если я их совершаю снова, они опять бьют по мне, и обвинить в этом уже некого.
И я понял, что «на халяву» ничего в жизни не прокатит. Это в употреблении было привычно думать: «Ладно, оно как-нибудь само разрулится! Главное – начать, а дальше посмотрим». А теперь мне стало понятно, что совершать какие-то действия надо осознанно. И это подталкивало к размышлениям: «Так, а что же я буду делать завтра?»
Когда я вышел из центра, у меня не было ни работы, ни связей, ни контактов. Чужой, новый для меня город. Вообще никого. Родители не поддерживают: «Макс, крутись сам!» Контакт у меня был только с моей будущей женой. Я с ней познакомился в христианском лагере. Мне было важно одно – чтобы она шла прямиком к Богу. Потому что я, зная себя, был уверен: в одиночку я до Него не дойду, у меня с этим постоянные проблемы и вечные кризисы. Иными словами, одному мне очень тяжело оставаться в Церкви, в вере. И я считаю, что Бог послал мне возможность жениться на девушке, с которой что ни разговор – то заканчивается Богом. И это на самом деле очень хорошо, это то, чего я искал.
После центра я за неделю-другую нашел работу соответственно моим умениям, которая позволила мне обрести почву под ногами. А по вечерам ходил искал, где снять жилье. Сам расклеивал объявления «Сниму квартиру»: на риелтора денег не было, зарплата всего тысяч двадцать-двадцать пять. Тем не менее, нам с женой удалось снять квартиру.
Но тут возникла другая проблема. Как жить в реабилитационном центре, я знаю, два года там прожил. А вот как жить самостоятельно, еще и в роли мужа, для меня было в новинку и тяжело. Но благодаря жене все пошло в правильном направлении. Наши отношения сформировались как партнерские, нет у нас такого, что кто-то в семье главный. Бизнес-партнеры мы, короче, все по взаимному согласию, по договоренности.
Главное, что после центра у меня остался навык планировать, который мне там привили. Во время реабилитации мне тяжело было с планированием: все надо было планировать: день, неделю. месяц… А ведь планы – штука такая, их строишь, строишь, а потом – бац! – и все идет не так, как ты хотел. Правда, бывает, и наоборот. Строишь планы и ничего не делаешь, а все идет так, как ты задумал. В итоге я пришел к выводу, что планирование должно быть гибким.
Навыки, которые я получил в центре, пригодились на работе: благодаря им у меня получилось выстроить отношения с руководством. Активный внутренний настрой в сочетание с умением планировать и верно донести до руководства, как я вижу ситуацию, что собираюсь делать, какие есть резервные шаги на случай, если что-то пойдет не так, – все это сыграло свою роль. Разложив работу во времени в виде в виде диаграммы Гантта, как нас учили в центре, и выписав ресурсы, которые нужны для реализации планов, я вычленил наиболее вероятные проблемы, способы их решения и страховочные варианты. Когда однажды я показал свои расписанные таким образом планы руководству, меня из сисадминов сразу же перевели в управляющие. Дали бюджет и сказали: «Формируй команду! Подтягивай людей!» – то есть посмотрели на меня как на человека, с которым можно иметь дело, нормального, здорового.
Когда я находился в центре, я к отцу Андрею все приставал с вопросом: «Как узнать волю Бога в своей жизни? Как понять, чего Он от меня хочет? Где взять телефон, чтобы Ему позвонить?» И запомнил, что сказал мне батюшка, запомнил на всю жизнь. А сказал он так: «Бог проявляется там, где есть действия. Если ты действуешь – даже неправильно – Бог тебя выведет на нужное направление и исправит твои действия так, чтобы ты оказался там, где надо. Если же ты не действуешь, то Он и не поможет. Чтобы свернуть горы, надо, как минимум, копать». С тех пор для меня это кредо на всю последующую жизнь: там, где действие – там есть решение. Поэтому мы с женой сына назвали Павлом, в честь апостола Павла. Ведь Павел – это человек, который действовал! Пусть даже неправильно, но действовал, искренне веря в то, что он делает. И Бог проявился в его жизни, радикально исправив направление действий.
В работе по Шагам я застрял на Девятом, дальше пока не продвинулся. Я знаю концепцию Десятого Шага, как и концепции Одиннадцатого и Двенадцатого. Но у меня не получается организовать собственную работу с кем-то в группах, чтобы прорабатывать эти Шаги. Однако так или иначе они в моей жизни присутствуют, потому что если я совершаю ошибки, то на следующей день, как правило, их признаю. С Одиннадцатым Шагом мне помогает жена. Она твердо, но тактично заставляет меня по вечерам молиться. Считаю, что десять лет назад, ища именно ту спутницу жизни, которая поможет мне «держать верный азимут», я сделал правильный выбор. Совершаю я и Двенадцатый Шаг: когда появляется необходимость и возможность, поделиться с кем-то опытом выздоровления, я никогда не отказываюсь.
После выхода из центра мне очень сильно не хватало ресоциализации: было тяжело взаимодействовать с людьми из другого мира. Но постепенно я этому учился. С родителями, кстати, отношения становятся все лучше и лучше. Сейчас отец периодически со мной живет, с сынишкой помогает. С отцом получилось выйти на доверительный уровень.
Сложнее всего мне дается развитие в духовной сфере. Мне тяжело молиться, я не могу читать постоянно одни и те же молитвы. Я вообще не люблю делать одно и то же. Я и на работе код всегда по-разному пишу, даже если задача одна и та же. Словом, душа у меня не лежит к изо дня в день повторяющимся одинаковым действиям. А в православном молитвенном правиле вечерние и утренние молитвы – одно и то же, одно и то же. Я себя много раз заставлял: встаешь и молишься по молитвослову. И в какой-то момент чувствуешь себя автоматом, магнитофоном. Нет внутри искренности. А своими словами – оно как-то лучше выходит, особенно когда совсем прижмет, или даже когда не прижмет, но коротенько.
Добавлю, что тяги к наркотикам, к алкоголю нет уже давно. Я не знаю, вернутся или не вернутся эти проблемы, но пока даже сложные ситуации, которые тяжело переживать на эмоциональном уровне, тягу не вызывают. Да, наверное, может, и есть какой-то предел, когда накал страстей дойдет до такой степени, что выход – уже только петля или алкоголь. Но такого, слава Богу, со мной не было и, надеюсь, что и не будет. А когда есть мир в душе, вот тогда хорошо!
После центра я продолжил посещать миссионерскую школу и благополучно ее окончил. Занятия были вечерние, проводить их приглашали священников и университетских преподавателей. Потом мы с женой раз пять ездили в миссионерский лагерь, даже проводили там собрания, читали лекции о святых. Еще мы с ней хотели организовать на базе нашего прихода евангельскую группу, но, правда, не получилось.
Еще хочу сказать о деньгах. До реабилитации они для меня были целью. Тысяча рублей есть в кармане – у меня все внимание на нее. Тысяча рублей! Тысяча рублей! Тысяча рублей! Наркотики! Наркотики! Бац! Мне хорошо. А потом с утра встаешь: «Где бы взять тысячу рублей, тысячу рублей? Ну хотя бы пятьсот?» Мне было комфортно от того, что есть деньги или если удавалось кого-нибудь надуть, провернуть какую-то аферу. Деньги появились – несколько дней гуляешь, тратишь их. При их наличии иллюзия комфорта возникала, потому что целью было само обладание денежными средствами, и когда эта цель достигалась, мне было хорошо.
И после реабилитации, конечно, деньги были нужны, как нужны и сейчас. Но теперь они у меня отнюдь не на первом месте, даже при разработке каких-то проектов деньги – на втором плане.
Недавно сын спросил: «Папа, а какая у тебя самая главная цель в жизни?» Семь лет ребенку! Я просто поразился вопросу, думаю: «Ничего себе!» Говорю: «Пашка, у меня главная цель – это найти Бога в своей жизни». На эту мысль меня натолкнул перспективный план, который я продумывал и расчерчивал на миллиметровке еще в реабилитационном центре. Но по-настоящему моя главная цель сформировалась уже потом, через несколько лет после реабилитации. Кстати, жена помогла мне и с этим.
Я не святой. И у меня такого нет, что вот – я тут весь целиком и полностью выздоравливающий, а дома повсюду свечи, и Программа по стенам развешена. Я больше практик. Я знаю, что есть инструменты, которые работают. Например, «12 Шагов» – это молоток. Молотком можно забивать гвозди. Чем забить вот этот гвоздь? Я беру молоток и забиваю! Когда на работе у меня возникает какая-то проблема, я говорю себе: «Ага! Первый Шаг. Могу я что-то сделать – не могу? Блин, не могу. Бессилен». А дальше – Второй Шаг, а потом – Третий…
С.
Я – наркоман и алкоголик. Мне сорок четыре года, двадцать из которых я провел в употреблении. Первый раз попробовал алкоголь в 1991 году, в предпоследнем классе средней школы, совершенно опьянев от двух стаканов красного вина. Но потом привык. В наше время модно было заниматься спортом, и я тоже это делал – одновременно с употреблением, даже отучился один курс в Академии физкультуры. Но тогда была мода и на разгульный образ жизни – выпивать, покуривать. Курили легкие наркотики. Здоровья хватало. В начале употребления я спокойно мог пить всю ночь, а утром просто встряхнуться и пойти на работу. Не было проблем ни на работе, ни в семье, ни с окружающими.
Но со временем жизнь лучше не становилась. Я переехал жить в Иркутск, там первый раз женился. Планировал я, конечно, жить совершенно по-другому, чем это получалось. Когда я рос, отец очень сильно пил. Я с детства помню, какие в семье из-за этого были скандалы. Я всегда говорил себе, что в моей семье такого не будет, что я никогда не стану алкоголиком, а уж тем более наркоманом (уколов я вообще всегда боялся и до сих пор, кстати, боюсь, несмотря на весь свой наркоманский опыт). Но начал и пить, и колоться, и это продолжалось двадцать лет.
Понятное дело, жизнь от этого лучше не делалась. Все мои семьи распадались, с работы меня выгоняли, из дома тоже выгоняли. Я вел совершенно аморальный образ жизни – воровал, грабил, обманывал, выносил все из дома, торговал наркотиками, чтобы обеспечить свое употребление… Чего только не было! Появились проблемы со здоровьем. Жить не хотелось. Постоянные чувства: ужас, боль, отчаяние. Много было попыток суицида, осознанных и неосознанных. Осознанных – когда до потери сознания опивался спиртным и употреблял огромные дозы наркотика. Неосознанных – когда жил непонятно где и как, много денег, много наркотиков. В себя приходил, только когда кто-то из оказавшихся рядом людей вызывал «скорую», и меня откачивали.
За это время как мне только ни пытались помочь родные и близкие! Не счесть, сколько раз меня клали в больницы, чистили. Я месяцами жил у друзей, которые не отпускали меня от себя, пытаясь меня спасти. Чего только со мной не делали: меня возили на Север, меня возили в тайгу, меня пристегивали наручниками к батареям…
Я не могу сосчитать, сколько раз я клялся, что навсегда прекращу употреблять. Причем клялся совершенно искренне. Например, прожив месяца полтора на Крайнем Севере или в тайге, на реке, я отъедался, немножко даже занимался спортом и абсолютно приходил в себя. И когда меня потом отправляли обратно в родной город, я всем, в том числе, и маме своей по телефону говорил: «Да вы что! Чтобы я прикоснулся к этой отраве! Это же к чему меня приводит!» И все искренне этому верили, и сам я искренне в это верил. Но как только у меня в зоне досягаемости оказывались какие-то вещества, изменяющие сознание, все мои обещания и намерения рассыпались, как карточный домик. Я, не понимая, почему так происходит, снова брался за рюмку, за шприц, совершенно не помня о последствиях. Хотя последствий каких только не было: и белую горячку я пережил, и ноги у меня отказывали, и передозировок куча, и чего только еще не случалось. Друзья, родные и близкие – все меня спасали.
А чего я только не делал, чтобы остановить это безумие! Обращался к врачам и к психологам, пытался уехать – ничего не помогало. Какое-то время я держался, но наступал момент, и я все равно срывался. Причем со временем периоды без употребления становились все короче: в начале я мог месяц-два обходиться без наркотиков, а однажды держался даже два года (я тогда работал в лесном поселке, правда, время от времени выпивал, заменяя наркотик алкоголем), но затем эти перерывы становились все меньше – две недели, неделя.
К 2011-му году, через двадцать лет употребления, я уже находился в таком состоянии, что не жил дома. Меня отовсюду выгнали. Я уже абсолютно никому был не нужен. Меня не хотели видеть ни друзья, ни родственники, никто. С Богом осмысленных отношений у меня не было, хотя я и крестился в сознательном возрасте, в тридцать три года. Но как-то раз я сидел на берегу реки в подпитии, под наркотиком, сидел в драных штанах, которые мне кто-то дал, в грязной футболке, обросший… Сидел и, глядя вверх, говорил: «Господи! Сделай так, чтобы я умер!» Потому что жить так было невозможно. Не хотелось мне жить. Бог, однако, решил иначе.
Последние пять лет употребления я был занят торговлей наркотиками. Не знаю, как меня не посадили – может быть, потому, что я все время менял города, жил то в Иркутске, то на Севере, в своем городе. Видимо, это и спасло. Но всем торговцам я был должен, меня искали, и мне было страшно выйти на улицу, я выходил только в темноте, перемещался на каких-то машинах. Едва зайдя домой, я тут же запирался и даже не включал свет, потому что мне постоянно приходили угрожающие смс-ки, к квартире приезжали люди и стучались в дверь. Иногда меня-таки находили и били. Три раза расстреливали из травматических пистолетов. За месяц до реабилитационного центра, когда я уже принял решение изменить свою жизнь и обратился за помощью, я шел домой, на меня напали, закинули в машину, увезли в лес и снова расстреляли. Потом привезли в город и выбросили. Весь в грязи, в крови, спортивный костюм просто «в ленточку». Дома я еще долго выковыривал из себя пули. Обошлось без серьезных повреждений, но дырки в теле были у меня еще долго были, с ними я и в центр приехал. Тут мне стало предельно ясно: все, край, дальше уже некуда.
И мы начали заниматься поиском центра. Знакомые ребята уезжали в центры на месяц-два, но им это не помогало, и я стал искать центр длительного проживания. Сестра помогла мне найти сразу несколько таких центров, целых пять, но четыре из них оказались платными, а денег у нас не было. И только «Старый Свет» в Подмосковье, в деревне Ерино, оказался бесплатным. Чтобы попасть в «Старый Свет», надо было выполнить ряд действий: написать свою историю, позвонить. Я все это сделал, и мне сказали, что я могу приехать. Срок реабилитации меня совершенно не пугал. Я был готов уехать куда угодно и насколько угодно: дома находиться я уже не мог – здесь я исчерпал все свои возможности выжить. Я закидывал в себя все наркотики, какие удавалось найти, а последнее время уже мешал их с алкоголем и со всем, что попадалось под руку, со всякими лекарствами. И в таком состоянии я жил, говоря окружающим меня людям, что со мной все нормально. Конечно, люди от меня шарахались, даже разговаривать не хотели.
Ну вот, я собрался и уехал в реабилитационный центр. Там узнал, что есть, оказывается, Программа выздоровления. Конечно, первое время было очень тяжело, постоянно хотелось уехать. Шла перестройка организма. Не было сна. Физически было очень трудно. Чувства – просто на пределе. Как говорят в Программе, человек в это время как бы «без кожи». И я теперь хорошо понимаю, как это – быть «без кожи». Было сложно. Но я рад, что мне удалось все это претерпеть, и в конце концов я протрезвел и начал движение к выздоровлению. Понемногу стал разбираться, что со мной происходит, вообще узнал о своей болезни и о том, что с ней делать.
Реабилитацию я до конца не прошел, не смог выполнить одно из ее условий – начать делать то, что страшно. А у меня до сих пор устроение такое, что мне жить страшно – этот страх, как я теперь понимаю, и приводил к употреблению. И когда мне говорят, что надо идти вперед, я при появлении трудностей всегда шагаю назад. И то, что мне просто страшно жить, сильно тормозит выздоровление. Временами нормально, конечно. Чем я трезвее, тем становится легче, но все равно наступают такие моменты, когда я понимаю, что вот тут я застрял: вперед идти не могу, не хочу, и не получается. А в центре одно из условий было: нужно идти вперед, брать на себя новую ответственность. Но я не смог. Вот и пришлось уехать. Уезжал тоже в страхе, понимал, что очень рискую. Но, слава Богу, срыва не произошло. Наверное, из-за того, что я был настроен начать совершенно другую жизнь.
Того, что мне дали в реабилитационном центре, мне хватило надолго. Из центра я приехал уже не в Сибирь, а в Геленджик, куда переехала моя мама. Замечательный курортный город. Но групп взаимопомощи («Анонимных Алкоголиков» или «Анонимных Наркоманов») там не было.
Ближайшую группу я нашел в Новороссийске. Какое-то время она меня очень хорошо поддерживала. Там же, на новороссийской группе, я нашел человека («спонсора», «наставника»), который меня повел дальше по Программе. Я начал серьезно заниматься своим выздоровлением. Посещал группы в Новороссийске, а параллельно попытался создать группы в Геленджике. Это был 2013-й год.
Для начала нужно было помещение. Я обратился за помощью в Православную Церковь, съездил на прием к владыке. И Церковь помогла. Мы открыли группы – сначала АА, потом АН, потом группы для родственников. И постоянно занимались этими группами. На них начали приходить люди, постепенно сложился костяк, который уже постоянно участвовал в движении. Я уехал из Геленджика почти два года назад, но начатое дело живет, группы продолжают работать и развиваться. Они сотрудничают с Православной Церковью: например, кроме обычных собраний устраивают для желающих беседы со священниками. Люди с интересом узнают про Православие, начинают ходить в храм, на территории которого находится помещение, где собираются группы.
А я промыслом Божиим поступил в православную семинарию, а два года назад стал жить на монастырском подворье послушником. И сейчас там живу. Здесь, к сожалению, нет групп. Мне иногда звонят выздоравливающие анонимные друзья, просто узнать, как у меня дела.
Я понимаю, что благодаря Программе, центру, новым знаниям я сегодня живой и в этом году будет уже восемь лет как трезвый. И жизнь моя меняется. Меняется постоянно и в лучшую сторону. Бывают периоды, когда кажется, что жизнь или стоит на месте, или даже начинает катиться вниз. Но потом все равно наступают дни, когда становится понятно: все, что со мной происходит – не зря. Во-первых, жизнь моя стала полезной, я служу Богу и окружающим меня людям. В Геленджике я тоже служил при храме, у меня было много послушаний, и на группах я служил. Но этого было недостаточно. Я чувствовал, что состояние ухудшается, все чаще появляются обычные для зависимого человека чувства: злость, раздражение, недовольство, неудовлетворенность жизнью. Я понимал, что преодолеть такие состояния можно только начав служить еще интенсивнее. Сейчас я живу в таком месте, где у меня большая – больше ста человек – православная семья, о которой мне надо ежедневно заботиться. Понятно, что если и в обычной семье всегда постоянно что-то нужно, то тут этих нужд еще больше. Я практически с утра до позднего вечера постоянно занят. Телефон все время звонит, всем что-то требуется, целые списки того, что надо обеспечить, купить, проанализировать, о чем договориться. Такое вот служение. Иногда кажется: да зачем мне все это надо? Ведь это реально отнимает столько сил и времени! Но я понимаю, что по-другому мне никак нельзя: по-другому меня сразу начинает побеждать мой эгоизм. Мне нельзя жить для себя. Чем больше я живу для других, тем лучше становится моя жизнь.
Конечно, я очень благодарен «Старому Свету» и его сотрудникам, через которых Господь вернул меня к жизни. Очень надеюсь, что когда-нибудь у меня получится снова приехать в Ерино, в мой реабилитационный центр и со всеми увидеться… Вот пока и все. Спасибо!
Л., мама наркомана
Когда сын уехал в реабилитационный центр «Старый Свет» и начал там выздоравливать, семейные консультанты центра объяснили мне, что мне обязательно надо ходить на группы для родственников зависимых, чтобы началось и мое выздоровление.
После первого посещения групп я испытала облегчение от того, что таких, как я, много, что я не одна. И что мне не надо стыдиться зависимости своего сына, что это болезнь. И что эта болезнь лечится.
Но долгое время я не понимала, что я делаю на группах, и как нужно выздоравливать. Письма из центра от сына [СНОСКА: Эти письма с разрешения автора приведены на сайте нашего фонда в разделе: http://stsv.org/izbrannye-mesta-iz-perepiski-zhitelya-reabilitatsionnogo-tsentra-k-so-svoimi-rodstvennikami.html – Прим. авт.] просто-таки повергли меня ниц, вывернули наизнанку и вытряхнули из меня всю мою лживую сущность. Сын в письмах впервые в общении со мной честно оценивал свою жизнь, свои поступки, свои мысли. И мне предлагал сделать то же самое. Для меня это было самое большое потрясение – признаться во всем, честно ответить на вопросы, оценить всю свою жизнь, нравственное свое поведение, нравственную свою изнанку. Вот тогда-то я и поняла по-настоящему все значение группы.
Сначала я, рассказывая правду о своих поступках, мыслях, действиях, краснела от стыда. Но получая обратную связь, я понимала, что в этих своих грехах я не одинока, что такие же дефекты характера видят в себе и другие люди. И не просто видят, но уже и имеют опыт избавления от них. И мне становилось легко от того, что все можно исправить, а победы над собой, даже маленькие, приносили чувство окрыленности.
Там же, на группе, слушая откровенные, честные рассказы людей о себе, я и сама открывалась все больше и больше. Я постепенно училась не бояться выражать свои мысли и чувства, поняла, что это не стыдно. Я училась слушать, слышать и анализировать свои мысли, чувства и поступки.
До этого мне было очень трудно отвечать на вопросы сына. Дурная привычка не называть вещи своими именами, все приукрашивать, стараться показать себя лучше, чем есть на самом деле, – все это сильно затрудняло мое общение с ним. Но читая его письма, я видела, как честно он общается со мной, как честно показывает свои пороки, все дефекты своего характера, и мне становилось с каждым разом все легче и легче делать то же самое, и на душе становилось радостнее.
Сейчас у сына устойчивая ремиссия, десять лет чистоты. У него есть семья, двое детей, любимая работа. Но я все равно продолжаю ходить на собрания групп. И каждый раз нахожу для себя что-то новое, может быть, ранее неуслышанное. Я могу рассказать на собраниях о своих не самых лучших мыслях, поступках, и знаю, что меня услышат, поймут, и мой рассказ не выйдет за пределы комнаты, где проходит собрание.
И самое-самое главное, что я почерпнула из Программы «12 Шагов» и из посещения групп: я вышла на новый уровень общения со своими детьми и с окружающими меня людьми. Сейчас мне не стыдно быть самой собой. Иной раз – быть несовершенной. Мне не стыдно чему-то не соответствовать, не оправдать чьих-то ожиданий, сказать кому-то правду.
Я не могу сказать, что у меня все получается идеально. Но по крайней мере, я могу теперь отследить, почему у меня не получается, и что именно меня волнует. И ответы на эти вопросы я нахожу на собраниях своей группы.
Некоторые приходят на собрание всего единожды, в надежде получить чудодейственную таблетку, а когда не получают – сразу перестают ходить. С такими же ожиданиями впервые пришла на группу и я. Я думала, что я разок-другой схожу, и у меня сразу все станет в порядке. Но со временем я поняла, что выздоровление – это долгий труд. И даже хождение на группы – это труд. Труд титанический, где надо править себя. А это для меня очень непросто. Но когда я получаю результат, я понимаю, что оно того стоило.
И я безмерно благодарна Господу за этот жизненный урок. Я очень благодарна сыну за обновление моей жизни. Если бы не он, все в ней тянулось бы и тянулось так же фальшиво. Жизнь раньше уже задавала мне подобный урок с моим братом-зависимым. Тот урок я не выучила. Тогда она задала мне новый – с сыном. Очень непросто было мне это пережить, но урок я учу.
И еще о моем выздоровлении: я считаю, что его нельзя ограничить определенным временем. Для меня выздоровление будет продолжаться, пока я совершаю нужные для него действия: хожу на группу, работаю по Программе, служу в Сообществе. И я благодарна всем участникам Программы «12 Шагов» – там я получила помощь и поддержку. И самое главное – научилась честности. А для меня это очень важно.